Пресс — камера

             В Омске меня содержали 105 суток в штрафном изоляторе без перерыва, хотя положено после 15 суток освободить хоть на полдня, чтобы заключённый мог сходить в баню, переодеться. Итак, 7 раз по 15 суток без выхода! За 105 суток ни разу в баню не ходил, одежду не менял. Представьте, каково мне там было. Созданием такой обстановки в лагере  занимался КГБ через оперчасть.
             Мой авторитет, как христианина, утвердился среди заключённых в ШИЗО. Однажды начальство решило поместить меня в «пресс-хату» - камеру, предназначенную для физической расправы над заключёнными, с целью получить от них нужные начальству показания. Но это не единственная цель. В официальных документах ИТУ такой камеры не существует. По виду она как ШИЗО, но в ней находятся 2-3 специально подобранные заключённые с садистскими наклонностями, которые действуют  по заданию начальства лагеря. За их «труды» надзиратели щедро поставляют им всё: наркотики, чай, спиртное, табак... Обычно делалось это так: в камеру заводили провинившегося заключённого и из него выбивали признание в зависимости от потребности офицеров. Например: через кого наркотики получаешь? Через кого деньги ходят на волю? Если совершено убийство, но на подозреваемого нет доказательства его вины, его помещают в эту камеру, а здесь из него выбьют признание. Иногда начальство это делает с теми, кому они хотят отомстить. Назначение этой камеры — сломить дух руками заключённых.
             Открывается камера. На двухъярусных нарах сидят трое заключённых. За решёткой спрятана лампочка, горит тусклый свет. Вхожу, как обычно:
            «Здравствуйте, ребята!»,
–    «О, святой отец пришёл. За что ж тебя сюда?»
–    «Пути Его неисповедимы. Ребята, вы не возражаете, если я, по обычаю своему, помолюсь Богу?»
–    «Давай, давай, батя».
Я преклонил колени, помолился Господу. Я знал, что случайно в эти камеры никого не помещают. Отсюда обычно выходят калекой или морально падшим человеком, с которым даже не едят вместе.
        Сел с ними на нары. Начался обычный разговор, но я знал, что он постепенно перейдёт в крайнюю неприязнь ко мне, а затем, возможно, последует расправа. В таких случаях виновных не найдёшь. Я рассказывал им истории библейские и старался в беседе подвести их ко Христу. На следующий день открывается кормушка, один из сокамерников о чём-то пошептался с надзирателем, видимо, он дал им какое-то задание.
        В камеру привели еврея. В чём-то он провинился перед начальством. Вступили с ним в разговор. Я понял, что к нему с первых минут уже придираются, изыскивают удобный момент.
–     «А у тебя ещё рыжики  /золотые зубы/ во рту? Давай их сюда!»
Один взял ложку, подставил остриём к коронке, сильно ударил и выбил у него золотые зубы, коронки. Конечно, золото они отдадут надзирателю. Затем начали избивать еврея. Мне очень трудно было сориентироваться, какую позицию занять. Я забился в уголочек камеры и невольно за всем наблюдал, ведь на глазах человека жестоко избивали.
–     «Отвернуться, чтобы не видеть? Не годиться, — думал я. — Вступиться за него?»
По законам преступного мира это недопустимо. Я понимал: разделавшись с одной жертвой, они возьмутся за меня. О себе я всё же не думал, а лишь размышлял: если неправильную позицию займу, то никакие разъяснения не нужны будут.
         Когда я увидел, что бедняжку еврея добили, и стали с верхних нар прыгать на него, чтобы сапогами его раздавить, я решил, что пришло мне время вмешаться!
–    «Нет, ребята, прыгать вы на него не будете, потому что я в камере», — и потащил его к умывальнику. Открыл кран, освежил ему лицо, бедняжка пришёл в себя, застонал.
          Один из истязателей подошёл ко мне, мы вместе с ним отошли к окошку; он озлобленно смотрит мне в глаза: «Святой, ты знаешь, что ты сделал? Ты встал нам на дороге; по нашим законам то, что мы должны были с ним сделать, теперь должны сделать с тобой».   
–    «У тебя свои законы, а я живу по своим законам: побеждай зло добром! Ты не можешь изменить своим порядкам, а я не могу своим порядкам изменить! «Спасай взятых на смерть и неужели откажешься от обречённых на убиение», — этому меня учит Христос! Я с этим евреем никогда не был знаком, возможно, что и никогда не познакомлюсь, но есть всему предел, где я обязан вступиться даже за собаку, если ты будешь над ней издеваться, а тем более за человека: нехорошо вы поступили с ним!»
–    «Знаешь что, ломись из хаты!»
         Я знал, что это значит, и должен стучаться и просить надзирателя перевести меня в другую камеру: мне здесь опасно находиться. Я возразил:
–     «Нет, ребята, я ещё не из какой камеры не ломился. Если вы считаете, что я вам мешаю, вы попросите сами, чтобы меня перевели». Говорил я это спокойным тоном. Вначале они дышали злобою на меня, но, видя моё спокойствие, у них злоба осела, затем стали стучаться, вызывая надзирателя.
–    «В чём дело?» — спрашивает дежурный СИЗО.
–    «Уберите святого отсюда, делать ему здесь нечего».   
Открылась дверь. На прощание я пожал каждому руку и по-доброму вышел в коридор. Надзиратель увидел еврея, лежащего на полу среди камеры, но никаких эмоций у него не было!
–    «В какую камеру тебя?»
–    «Начальник, мне безразлично».
Посадили в камеру напротив. Слышу, как из пресс-хаты  кричит один:
–    «Мужики! Воры! Если святого не то, что кто-то тронет, а плохо посмотрит, — голову сниму!..» И ещё на своём жаргоне много непотребных слов он употребил...
Я размышлял: для чего же начальство меня поместило в пресс-камеру? Возможно, для психологического воздействия, чтобы расшатать мой дух. То морозили меня, то 105 суток ШИЗО без выхода, то пресс-хата — всё это для того, чтобы или устрашить, или убрать из жизни.
           Вспоминая пережитое, я могу сказать, что надо мной исполнилось слово Господа:
–    «будешь ли переходить... через реки, они не потопят тебя; пойдёшь ли через огонь, не обожжёшься и пламя не опалит тебя» Ис. 43:2. Это чудо Божие.
    М.И. Хорев. 1985 г.