Рассказ-исповедание

       Ранняя весна 1964 г. в городе Фрунзе пробудила почки вишнёвых, урюковых, абрикосовых, яблочных деревьев, наполнив разноцветием и благоуханием утреннюю прохладу. Мать, сидевшая за столом, читала 33-ю главу страдальца Иова. Она видела, как я, её беспутный 22-летний сын, возвратился глубокой ночью в окровавленной рубахе после очередного побоища …
       Проснувшись утром и ни слова не говоря, я стал умываться. Я чувствовал взгляд матери на своей спине,  покрытой ссадинами, и на ободраном плече – она старалась определить, чьей кровью была пропитана рубаха, которую она выстирала рано утром. Судя по увиденному, мать решила, что на рубашке была кровь другого человека, – значит, ночью опять была драка.
       Прочитанная глава Писания придавала женщине решительность сказать мне то, что она не говорила еще никогда. “Сегодня или никогда, сказала она сама себе, только сегодня, пока он не ушёл на работу”...  Умывшись, я со злом посмотрел подбитым глазом на таз, на сушившуюся рубаху, на мать и понял, что она от меня не отстанет, опять будет лезть не в свои дела…  Я посмотрел в зеркало и увидел в нём чужое,  перекошенное “фонарями” и пьянством лицо. Потом, вспомнив о колбаске зелёно-коричневой “Алихоновской” анаши, стал судорожно рассуждать: “Выбросила или не нашла?” Под подушкой лежало в платочке любимое зелье. Сунув анашу в карман, с облегчением подумал: “Ну, слава Богу, не нашла”... 
       Я подошёл к плите и попросил борща, но мама ответила: “Ты борщ съел ещё ночью, забыл? Вон хлеб только, да лук с редиской, а в бидоне молоко... Ешь, а у меня сегодня будет пост”. И мама продолжала: “Сегодня Господь открыл мне, что тебе сказать... Ты должен выслушать меня в последний раз, больше я докучать тебе не буду. Примешь буду рада; ну а нет, пусть с тобой говорит Сам Бог”.
       До времени начала моей работы был ещё целый час. Я стоял, с трудом вспоминая вчерашнюю драку на кладбище, а мать тем временем продолжала: “Слушай, Витя, я ведь не враг тебе... Уже прошло пять лет, как умер твой отец. И, хотя он прожил греховную жизнь, Бог помиловал его, и он покаялся, прослужив Ему последний год. Он сделал всё, чтобы Шура стала бухгалтером, Валя учительницей, Рая – врачом… А ты решил бросить университет уже сейчас, на четвёртом курсе. Ещё два года и ты бы стал художником. Но, видно, твои дружки дороже всего на свете. Твоя жизнь может закончиться в поножовщине. Ты уже забыл, как тебя убивали в парке; ты чудом остался живым в разборке на старом кладбище; и сейчас ещё ты ходишь перекошенный после того, как убийцы прострелили из ружья насквозь твой бок... Пора бы уже понять, что тебя держит в живых только одна молитва матери… Тебя (вот такого!) любит девушка – сирота, чистая христианка, но за что? Хуже всего то, что ты поднял руку на нашего служителя, на помазанника Господня! Ты пытался разгромить его дом и избить его. Но знай, сынок, что Бог говорит : “Касающийся вас, касается зеницы ока Моего”. Бог не позволит тебе терзать верующих нашей церкви, он защитит Своей рукой и девушку невинную, и нашего служителя Ивана Адамовича, знай это! Бог сметёт тебя с земли как нечисть, как скверну. Господь открыл мне сегодня ночью, что если ты не покаешься в своём безумии, то скоро Он совершит над тобой Свой суд, и ты умрёшь. Трижды ты был под Его рукой, но Он трижды миловал, спасал от смерти. Четвёртого раза уже не будет! Ты попрал всё, ты сжёг в грехах свою совесть, ты бандит и  преступник перед Богом! Вот читай 33-ю главу Иова: “Бог говорит однажды и в другой раз, даже трижды, чтобы отвести душу человека от могилы, и жизнь его от смерти.” Всё это у тебя уже было, но четвёртого раза спасения для тебя не будет, это я поняла хорошо. А теперь, Витя, прими это последнее предупреждение. Делай, что хочешь; Библия открыта, читай сам, а я теперь буду на тебя жаловаться моему Богу. Иди на свою автобазу но знай, что с этого дня я отдаю твою жизнь в руки Божии, Который всё же любит тебя, Витя. Не раскаешься – погибнешь, как гибнут твои друзья, а я пойду молиться. Я сказала тебе то, что сегодня открыл мне Господь”…
       Я стоял, как оглушённый. Голова гудела после вчерашнего перебора, внутри жгло, но слова матери переворачивали мою душу. «Я буду на тебя жаловаться Богу!» Она что, не в своём уме? Может, она ещё и проклясть меня хочет? Бог ей открыл, что меня ожидает смерть! Пришло время Божьего суда! Со мной это происходит, или это дурной сон? Может быть, это “белая горячка”, или я просто схожу с ума? Я это, или не я? Но кровавая вода в тазе, сохнувшая выстиранная рубаха, пустая кастрюля из-под борща и зеркало, в котором красовалось моё  распухшее лицо – всё говорило мне о том, что это происходило со мной. Что это действительно я, Витяня, как меня называли местные, кто меня знал и кто только пользовался слухом о вожаке оравы, щедро оказывавшем свои “услуги” ночному городу…
       Я стоял перед зеркалом, ненавидя себя, своих врагов и друзей, но больше всех – мать, да и служителя, решившегося защищать от меня мою же девчёнку… Но вот утешение для меня – Алихоновская анаша, уже раскрошенная, быстро забитая в папиросу, задымилась желанным араматом. Всё! Кайф привёл меня в привычное весёлое настроение, пока я ехал на работу на своём велосипеде. Ха! Будет жаловаться на меня Богу? Дни мои сочтены? Скоро меня убьют? Ну, это мы ещё посмотрим!
      Однако, с тех пор, как мать вместе с подругами из церкви стали молиться обо мне, я уже не находил себе покоя. Её слова о покаянии, о смерти, о вечной погибели и о том, что Бог ещё почему-то любит меня, но всё же вскоре будет меня судить, тревожили меня день и ночь в течении полугода. Я иногда появлялся на Красноармейской, где был дом Молитвы, или встречался с небольшой группой молодых  девчат и парней, не покинувших свою церковь во время пронёсшегося бурей разделения. Жизнь моя не изменилась к лучшему. Своими силами я не смог исправиться. Казалось, что я никогда не освобожусь от своей братвы, продолжая пьянствовать, курить анашу и “стричь дань” с врагов. Меня удовлетворяло то, что я водил ватаги, распевая под гитару блатные песни, руководил самодеятельным оркестром в клубе и сводил счёты с непокорными. Я даже приводил на собрание своих дружков, читал Библию, чтобы найти в ней оправдание себе и, особенно, обвинение другим верующим, поступающим не по Писанию. А покоя все же не было.
       Но всему своё время. Наступил день Божьего суда, когда Он положил предел моим мерзостям… Я дал слово, что в субботу, 11-го июля, уйду с работы к полудню, возьму цыганскую гитару и поеду с группой молодёжи из церкви в горы… Но я не смог поехать, как обещал – этот жаркий день был обречён стать днем суда Божьего. В 11 часов я прошёл через проходную в котельную авторемонтного завода. Там накапливался сухой пар для винного комбината и нашей автобазы 2901, где я работал бригадиром слесарей.
      Три огромных Шуховских котла работали в высоком режиме. Манометры показывали давление – 12 атмосфер, термометры держали стрелки на 250 градусов по Цельсию. “Не многовато ли? Разорвёт всё!” – пытался я говорить с пьяным кочегаром. “Не разорвёт, не в первый раз, ты лучше ударься о стаканчик с нами”, – был ответ. Я вышел из котельной к главному колодцу-распределителю, чтобы открыть задвижку и пустить пар на свою автобазу.  
       Десятки раз я спускался в этот распределитель, чтобы открывать “свою задвижку”. Но в этот день на меня напал неописуемый ужас! Рванёт! Как только спущусь обязательно задвижку разорвёт, а это верная смерть. “Одна секунда, и я погиб!” – я с ужасом посмотрел в открытый люк, где дрожали от перегрузки шипящие паром огромные трубы. Нет! Только не это! Это же безумие самому прыгнуть туда, где меня ждёт смерть! Ужас смерти стоял рядом, и я не решился спуститься, чтобы открыть пар. Я стал проклинать себя за страх, с которым раньше всегда справлялся; но сегодня страх смерти овладел мной!
         Мои знакомые в соседнем цехе уже вдыхали вязкий дым папиросы с анашой. Я направился к ним, чтобы забыться в угаре дурмана, освободиться от страха… Мне это удалось, и вскоре я уже спустился в колодец и открыл задвижку, через секунду выскочив наверх. “Ха! Взрыва не произошло! Я всё такой же живой, каким и был! Где эта смерть? Где страх и ложные предупреждения матери? Где он, этот суд?” – весело посвистывая, я пошёл на свою базу. Там я должен быстро открыть свою задвижку и успеть помыться перед поездкой в горы.
          Не думал я тогда, что Бог ещё там, в котельной, предупреждал меня, послал Свой страх, но я отверг Его голос. Спуститься в свой колодец было делом привычным. Через минуту я уже с помощью рычага начал открывать огромный маховик чугунной задвижки. Настроение было весёлым – суда Божия не свершилось. Все страхи позади, всё остаётся по-прежнему, и я даже не предполагал, что может случиться со мной через какую-то минуту…
          Оглушительный гидравлический удар на заводском коллекторе рубанул по трубе, и я сорвался на дно колодца… “Сейчас всё разорвёт! Скорей наверх! Я спасусь!” – мгновенно схватившись за поручни, я рванулся к лестнице… Новый мощный удар разорвал чугунную толстенную задвижку, и кипяток, а потом и сухой пар вырвались из трубы в колодец, где я находился. Всего несколько секунд понадобилось мне, чтобы оказаться наверху. Но каким я уже был после взрыва? Брюки лохмотьями болтались на ремне, рубашка  расплавилась, как будто её и не было, а кожа на теле превратилась в клочья. Взрыв, а затем рёв вырывавшегося пара был таким оглушающим, что я на время оглох совсем и катался по грязному двору, что-то крича. Мой вид и рёв пара привёл в ужас рабочих, и они убегали от колодца, показывая на ровный ствол рвущегося из колодца пара, который превращался высоко вверху в гриб, подобно виду атомного взрыва. В первые же секунды дождь от выбитых взрывной волной оконных стёкол в радиусе полкилометра от базы говорил всем, что случилось что-то необычное…
         Я бегал по двору автобазы, ища помощи, но все шарахались от меня, испуганные моим видом. Первым, кто не побоялся мне помочь, был шофёр дядя Лёня, открывший дверцу своего грузовика и погнавший машину в ближайшую городскую больницу. Но, испуганная моим видом, врач замахала руками и, крича, захлопнула передо мною дверь. “Вези его в другую клинику, – крикнула она. – Мы ему не в силах помочь!” В другой клинике случилось то же самое. Находчивый дядя Лёня схватил в приёмной простынь, накинул на мои плечи и произнёс: “Едем дальше!”  
         В третьей больнице не успели передо мной закрыть дверь. Врач-мужчина спросил: “Что случилось? Где это произошло? Имя, адрес, кому сообщить?” Я всё отвечал, пока ещё не теряя сознания. Врач предложил мне выпить что-то, и я выпил содержимое как воду, хотя это был стакан со спиртом. “В ординаторскую его”, – сказал врач… Это было всё, что я помнил. Итак, Божий суд свершился…
         О трагедии уже говорил весь город. И огромный, разрастающийся вширь гриб породил много самых разнообразных небылиц… Моя мать вместе с сестрой уже к вечеру были у моей постели. Я был забинтован с головы до ног, похожий на кокон. Они молились, чтобы перед смертью Бог привёл меня в сознание, и чтобы я мог покаяться в своих грехах… Так прошла вся ночь. Утром Бог послал Свой ответ. Я пришёл в сознание. Голос матери обращался ко мне: “Витя, сынок, покайся перед Богом хоть сейчас. Помолись Ему, ведь Он любит тебя, Он для того и оставил жизнь, чтобы ты воззвал к Нему. Ты же знаешь, что в любую минуту ты можешь умереть... Покайся, пока не поздно!”
        Внутри меня пылал огонь возмущения за то, что Бог допустил для меня такую трагедию. А тело моё горело огнём, вышибая память. Я всё же не понимал, почему мать говорила, что Бог любит меня… Но почему? Зачем? Слова молитвы матери и сестры слабо доходили до меня… Я всё ещё противился Богу. Но вдруг я стал ощущать всем своим существом, что Бог лично заговорил со мной. Тьма стала сгущаться, и мне казалось, что я опускаюсь в какую-то бездну. Я стал ясно понимать, что этим Бог что-то хочет мне сказать. В абсолютно чёрной тьме я услышал то, что не ожидал и увидел то, чего не был достойным видеть. О, нет! Это не был ангел тьмы или света. Это не было каким-то откровением или чудесным видением, нет! Но я ясно стал слышать голос, говоривший мне, предлагая выбор: “Если ты не покаешься, то ты умрёшь и пойдёшь в эту бездну”. И тьма абсолютно чёрная, немая, безнадёжная, с ужасным ощущением вечной погибели объяла меня…
       Но вот тьма стала как-то исчезать, и вместо неё забрезжил луч света, всё больше и больше наполняя моё сознание. Вскоре свет стал ослепительно сильным. Казалось, что в комнате работало сразу несколько электросварщиков. Голос заговорил вновь: “Если ты покаешься, то не умрёшь, но будешь жить”. И нежный голос, полный милосердия, замолк. Но зато я ощутил в себе сильную веру в то, что я услышал: “Если ты покаешься, то не умрёшь”... Конечно, ни мать, ни сестра не могли слышать этот голос, он был обращён ко мне. Я почувствовал прилив сил и сказал: “Мама, я хочу молиться Господу, я хочу покаяться перед Ним”…
       Мама и сестра Рая не сразу поняли, что я в полном сознании, но я повторил свои слова и сам стал молиться Богу: “Господи, прости меня, если можешь. Я великий грешник и преступник перед Тобою. Я сердечно каюсь во всех грехах и прошу Твоего милосердия ко мне. Очисти моё сердце! Ты сказал, что я не умру, но буду жить. И, если Ты даёшь мне жизнь, то я посвящаю её Тебе до конца. Помоги мне полностью отдаться Тебе, и Ты Сам соверши со мною всё, что хочешь сделать по Твоей Святой воле”…
       Я шептал слова молитвы, а мама и Рая всё ещё не понимали до конца, почему я говорю, что не умру. Ведь они были уверены, что я должен умереть, меня уже нельзя спасти…Однако позже и они стали понимать так, как принял слова Господа я сам. Это было в 7 часов утра 12-го июля 1964 года. Оставив Раю у моей постели, мама поспешила на утреннее воскресное богослужение. Она хотела сообщить, что её сын, о котором вчера церковь молилась на вечернем собрании, утром покаялся! Три троллейбусные остановки, отделявшие больницу от дома Молитвы, мать решила преодолеть пешком.  Время было много, но его оказалось недостаточным, потому что мама от волнения не могла найти нужную улицу. “Господи, – молилась она, – благодарю Тебя, что мой сын воззвал к Тебе и покаялся. Я уже знаю, что он не погибнет... Но ответь мне, почему же он говорит, что теперь не умрёт? Подскажи мне, Господи, через второго проповедника, как понимать его слова... Умрёт он, или всё же Ты оставляешь ему жизнь?”
       Мама опоздала на первую проповедь… Звучала песня “Возрадуйся, душа моя, Христа Иисуса славословь, хвалы лишь ждёт Он от меня”… Для матери зажглась надежда. Она хотела, чтобы её сын был жив и служил Богу. Вторым проповедником был “Закхей”, маленького роста брат с несгибающейся ногой. Он читал: “Савл же, ещё дыша угрозами…” Это была 9-я глава Деяния Апостолов, мама её хорошо помнила: “Внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! Что ты гонишь меня?”... “Может быть, и моему сыну что-то сказал Господь, а я этого не понимаю?” – рассуждала она... Объяление о моём покаянии возбудило молодых братьев и сестёр пойти на базар купить цветы и придти в больницу поздравить меня. Медперсонал был удивлён множеству букетов, спрашивая: “Кому букеты?” “Обожжённому парню, которого вчера привезли сюда; он теперь молится, он стал нашим братом, а мы все верующие-баптисты”. “Но нельзя же в одну палату ставить столько цветов!” “Тогда несите букеты во все палаты, пусть и другие радуются, что Виктор нашёл себе спасение”.
      Вскоре об этом узнали те, кто меня знал. И все знали, что я получил такой большой ожог, что только десятая часть тела осталась неповреждённой, а это верная и скорая смерть! Но почему я ещё живу? И врачи,и ежедневные группы студентов из мединститута не находили ответа на этот вопрос – может ли человек жить без кожи? “Конечно же, нет”, – говорили они. Но факт был на лицо. Я жил,  хотя и с поврежденной кожей; мне вводили плазму вместо потерянной крови. Температуру тела невозможно было измерить – все термометры “зашкаливали”! Но я не умирал. “Умрёт на седьмой, а если нет, то на четырнадцатый день обязательно”, – говорили друг другу врачи. Но я не умер и на двадцать первый, когда наступил очередной кризис… А на двадцать восьмой день я потребовал, чтобы с меня сняли все бинты: “Снимите, я знаю, что Бог дал мне новую кожу, развяжите меня!” Каким же было удивление всех, когда вместо волдырей и ран все увидели на моем теле совершенно новую, чистую кожу, подобно коже младенца.
    “Чудо! Этого не может быть!” – недоумевали врачи.
    “Да, это чудо, которое Бог сотворил со мной, – отвечал им я. – Он сделал чудо, Он исцелил меня!”
     И уже через месяц я мог ходить по палате на своих ногах, а вскоре и выписался из больницы. Да, Бог и сейчас творит чудеса.
     Так начался мой путь служения Богу после прохождения страшной долины смертной тени…  Но это уже другая страница моей жизни, и о ней пусть рассказывают живые свидетели.

                                                            Виктор СЕРПЕВСКИЙ,  г.Ванкувер, 20 октября 2007 года